Дезмонд был разным. Всегда ли это был именно он, и кто же он на самом деле такой?
Основной персонаж – Дезмонд, как можно понять из названия. Остальных персонажей не указываю, потому что они появляются только в качестве камео.
---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
читать дальшеИногда на свету в его глазах мелькали янтарно-жёлтые искры. В некоторых разговорах он наклонял голову набок, одновременно чуть щурясь. Прислушиваясь. Размышляя. Проходя около книжных полок, он словно невзначай касался корешков самыми кончиками пальцев. Когда он сидел в глубине Убежища в тёмном углу с коврами и горой подушек по-турецки и перебирал пальцами так, будто в них находился тонкий стержень, что-то вызывало смутное чувство, похожее на ностальгию, у Альтаира, который сидел за столом, заваленным пергаментами, задумавшись. А потом и сам Альтаир, переведя взгляд на окно, начинал крутить в руке гусиное перо. Малик в стороне закатывал глаза, как всегда сетуя на недогадливость друга.
Во время заданий Дезмонд двигался чуть тяжеловесно и резко, взмахивая левой рукой так, будто отводил что-то мешающееся от бедра. Малику тут же вспоминались жутко неудобные красные кушаки, от кончиков которых вечно были проблемы, особенно при разворотах во время бега. В такие моменты Дезмонд старался меньше двигать корпусом, ведь излишняя свобода могла дать возможность издать тихий демаскирующий звон кинжалам на перевязи. Разумеется, ничего подобного никогда не носил.
Серьёзные разговоры заставляли его переходить на тихий баритон, перекатывая согласные как гальку. У Дезмонда совершенно точно не должно было быть восточного, арабского акцента. Тем не менее, именно на этом языке он всегда обращался к членам Братства бывшей Палестины. Даже если требовалось сказать всего пару слов. В разговорах же он изредка поджимал губы, гася в глазах искры бунтарства и тотального несогласия с системой. Всё это казалось окружающим смутно знакомым.
Он знал о яблоке многое. Очень многое. Гораздо больше того, что положено знать рядовым исполнителям, будь они хоть трижды спасителями мира. Он знал так много и так подробно, что, казалось, он изучал реликвию всю свою сознательную жизнь, основательно зарывшись в документы, привезенные самыми разными людьми со всех концов света.
Дезмонд бывал и в игривом настроении. Тогда он всем своим существом излучал ребяческое ехидство и готов был броситься в любую авантюру. Подбивал всех подряд на рискованные эксперименты, а потом Эцио, смеясь, отчитывал всех участников за «плохое поведение». За то, что устроили что-то настолько веселое и захватывающее без него, конечно.
Неконтролируемая ярость захлестывала Дезмонда тогда, когда кто-то смел угрожать его семье, в которую он не задумываясь включал и всё Братство. Буквально горя жаждой мести обидчикам, он не замечал, что делает опасные, безрассудные вещи. Он готов был на всё, лишь бы покусившиеся на его близких не нашли покоя и страдали всю жизнь. Впрочем, он быстро душил в себе такие приступы, становясь сосредоточенным. Не теряя запала, но уже более рационально подходя к анализу ситуации.
Бывало, что он выбирался на крышу на весь день, если то позволяло актуальное состояние дел. Лежал на тёплой черепице и смотрел на облака. Жмурился, хотя не было понятно, от чего — от солнца, бьющего в глаза, или от удовольствия, вызванного таким времяпрепровождением. Когда Эцио заставал его в таком виде — непременно присоединялся, выкраивая пару минут даже из самого напряжённого графика. Потом, конечно, мчался дальше, но лукавая ностальгическая улыбка ещё долго не покидала его губ.
У Дезмонда наблюдалась дурная привычка чуть что судорожно вламываться в огромную мастерскую, коротко постучав, на ходу что-то возбужденно тараторя. Конечно, Ребекка и Леонардо всегда были искренне рады его видеть. Особенно тогда, когда, лучась радостью и счастьем, его глаза принимали цвет темного шоколада, словно подтаявшего на ярком итальянском солнце.
Отношения с отцом у Дезмонда были странные. Не было ни одного раза, чтобы их разговор не заканчивался бурной ссорой. Причём все окружающие с недоумением смотрели на обычно спокойного Уильяма Майлза, одного из самых уважаемых и серьёзных членов Совета, пытающегося повышенным, дрожащим от гнева голосом в очередной раз доказать неправоту и детскость суждений своего сына этому самому сыну. В редкие моменты затишья эти двое просто молча сидели рядом друг с другом, это выглядело очень домашне, так, что все понимали: они — семья. Впрочем, ту же реакцию у людей вызывало и взаимодействие одного из Глав тамплиеров и его не в меру строптивого сына, входящего в Братство.
По деревьям Дезмонд карабкался просто мастерски, это стоило признать. Оказываясь в дикой местности, он менялся на глазах. Шаги его становились тихими, осторожными. Он присаживался на корточки посреди лесной тропы, осматривая оставленные следы. Рядышком с ним, как правило, в эти моменты можно было найти настороженно принюхивающегося Радунхагейду.
То, как Дезмонд ладил с людьми, заслуживает отдельного рассмотрения. С простыми жителями он был так добр, бескорыстен и открыт, что в каждом городе каждой страны, где бы он ни был, его принимали с распростертыми объятьями. Даже в поселениях индейцев, что вообще было фактом удивительным, несмотря на знание им нескольких старых, традиционных для местности диалектов.
Он был удивительно наивен в некоторых вещах. В некоторых — упрям, как подросток. В каких-то был непревзойденным мастером. Объединяло все эти вещи одно-единственное обстоятельство: он смотрел на мир из глубины темных, почти черных глаз.
При всем многообразии поведения нельзя было сказать, где же во всех этих проявлениях сам Дезмонд. Большинство просто не обращало внимание, глядя лишь на яркие и неординарные поступки, которые он совершал, находясь под влиянием трёх жизней, прожитых им в Анимусе. Никто не замечал (не хотел замечать) простого бармена, любящего покрасоваться; и по-своему мудрой саркастично-горькой ухмылки, посланной прямиком в никуда; величайшей жертвенности, скрытой под покровом легкого равнодушия; плавной, опасной походки, кажущейся нечеловеческой.
Но это всё никогда и не было важно. Потому что он, Дезмонд Майлз, был человеком, который смог смешать внутри себя прекрасный коктейль из четырёх личностей, сделав их одной.
Возможно, окружающие никогда не заметят. Никогда не поймут. Что всё это он — Дезмонд Майлз — и никто другой.
P.S. И только Шон, собравший срочное совещание, смотря на ленивого, ноющего, жалующегося на жизнь Дезмонда, подумает: «Безответственный идиот», — даже не собираясь на кого-то там его подразделять.
Октябрь 2019---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
(если вы знаете фанфик "Их время", то вы поймёте, на чём я основывалась
а ещё я частенько проводила параллели между жизнью и характером Дезмонда и тех персонажей, чью жизнь он смог прожить в Анимусе
хэд на то, что из-за эффекта просачивания и/или из-за генов Дезмонд похож на всех предков сразу, что иногда пугает
спойлерное примечаниеШона вставила для разрядки атмосферы (я придумала это только сейчас; на самом деле, он здесь просто для того, чтобы показать, что Дезмонд – это Дезмонд, как бы ни был он в некоторые моменты похож на своих предков))